Матрос второго класса (NGƯỜI THỦY THỦ HẠNG HAI)

                                Глава   первая

                        Матрос   второго класса (NGƯỜI THỦY THỦ HẠNG HAI)

....(Tiếp theo)

   Мое будущее жилье оказалось в  нижней  носовой части надстройки  и ее единственный,   настежь открытый  круглый иллюминатор,   смотрел  прямо на крышку  второго трюма. Поскольку шла погрузка, в каюту врывались голоса  докеров и  перезвон кранов. Не обращая на них внимания, Зотов проверил оба  рундука, которые оказались  пустыми, выдвинул из-под двухэтажной койки  ящик, извлек из него ярко-красный  надувной  спасательный жилет с названием  теплохода и спросил:

- Знаешь, как пользоваться?

- Учили и показывали.

-  И то хорошо. Карточку с расписанием по тревогам   вставь в рамку над койкой, какую выберешь. Сейчас же  оставляй свою барахлишко и  пошли харчиться. Мотыли вот-вот обеденную склянку отобьют…

Зотов не ошибся,  точно в эту минуту до каюты долетел  звон полуденной  рынды.    

Мне не раз приходилось проводить пограничные досмотры  и  оформление однотипных  с «Тувой» судов, поэтому  я уверенно последовал за боцманом в столовую экипажа, до которой было не больше трех десятков  шагов. Там оказалось всего  шесть человек, разместившихся за тремя столиками.  Четвертый был сервирован, но  не занят.  Увидев Зотова, дневальная  - высокая сухопарая девица в цветастом платье,  вдобавок  украшенном белым передничком -  тут же умчалась на камбуз  и, вернувшись с  дымящейся кастрюлей борща, уставилась на  меня.  Мол, кто такой, почему  уселся напротив боцмана.

- Ты, Веруня, не  убей  Николку взглядом. Он  москвич, мой земляк и в первый рейс  пойдет, потому пока не знает наших порядков. Вот когда  оботрется  возле меня на палубе, тогда твоя вахта, - отвечая на безмолвный вопрос  морячки, рассмеялся  Зотов и таким образом расставил все по своим местам.   

 Наваристый борщ, гуляш  с мясным подливом и компот из сухофруктов  показались мне  необыкновенно  вкусными, о чем я и сообщил  боцману, после того, как он удовлетворился расспросами  о Москве, в которой не был  семь лет.

 - Антоша у нас молодец, как на убой кормит. Вдобавок, лицом  и фигурой по всем статьям вышла. Вот только близко к себе никого не подпускает,  хотя  полгода на теплоходе, - вставая из-за стола, отозвался  Зотов.


Phó Tổng Biên tập Báo Hải Phòng Hoàng Thi tặng nhà văn Nga số báo đặc biệt có bài của tác giả 

 Покинув столовую, мы сходили  в судовую каптерку, где боцман  оформил на мое  имя  арматурную книжку, куда старательно вписал  положенные матросу  тяжелые ботинки, штаны из плотной голубой  ткани и такого же цвета  крутку. Потом,  предупредив, что  роба  выдается сроком на год, послал к судовой буфетчице получить  постельное  белье, а потом обустраиваться  в каюте.

 - И не забудь, что  с шестнадцати тебе заступать на вахту у трапа, - напомнил Зотов,  затем уточнил:  - К  этому времени я  туда подгребусь, чтобы  растолковать,  как  нести службу согласно уставу торгового флота  СССР.

 Отправляясь выполнять полученные указания, я  сделал вывод,  что  боцман «Тувы» Юрий Сергеевич Зотов решил взять меня под свое крыло с целью выковать из земляка настоящего  моряка. Возражать против такого намерения  не имело смысла.  

 Буфетчица - грузная, хотя и довольно молодая  женщина, при знакомстве представившаяся  Валентиной  Семеновной,  спустилась со мной в  располагавшуюся рядом с прачечной кладовую,  где выдала две простыни и такое же количество  наволочек с полотенцами. Затем,   предупредив, что  постельные  принадлежности  меняются   раз в десять дней,  и вразвалку, будто  гусыня,  поспешила  по своим делам.

 В погранотряде и мореходной школе я занимал верхние койки, поэтому  решил не  изменять укоренившейся привычке.  Застлав  постель, не забыл о расписании по тревогам, где значилось, что в авральных ситуациях мне предстоит быть впередсмотрящим на ходовом мостике.  Эту обязанность мог с первого раза запомнить и младенец. Вставив  листок  плотной бумаги  в рамку на переборке, я  занялся вещмешком и чемоданом.  Купленные в Находке     светло-серую  куртку с внутренними карманами,  три сорочки и  легкие  мышиного цвета брюки, поместил в рундук.  Там же на полочку  положил «Зоркий» с  внушительной упаковкой  фотопленки. Пустой вещмешок затолкал в чемодан, который на  попа поставил во все тот же железный рундук. Потом  устроился на диване  и  быстро заснул.

 Разбудил меня Засухин,  которого мне  предстояло сменить у трапа. Боцман был уже там  и минут десять потратил на перечисление обязанностей  матроса  на стояночной вахте. Когда,  насытившись ролью наставника, Зотов  ушел, я   поправил  красную нарукавную повязку, понаблюдал  за портовой суетой  на причалах, затем принялся  вышагивать  по проходу между  фальшбортом и надстройкой.

Это занятие прервали две поднявшиеся на борт девицы. Одна из них была  дневальной, сменившей рабочее  цветастое платье с белым передничком на бледно-розовую кофточку, заправленную в тщательно выглаженные  черные брючки. Наряд ее спутницы  – невысокой симпатичной   шатенки – состоял из белой блузки и серой  плиссированной  юбки чуть ниже колен, что позволяло оценить  изящные  ножки, увенчанные черными  туфельками лодочками на низких каблучках. У обеих  дамочек в руках были  увесистые хозяйственные сумки и  внушительные букеты  майских цветов. Памятуя наказ боцмана требовать от незнакомых визитеров  удостоверения личности,  я грозно спросил:

- Ваши документы, гражданка!

- Обойдешься! - отрезала  Веруня, - Тем более что перед тобой сама  Антонина Павловна Антошенко – дипломированный  кок «Тувы». Поэтому замри и возьми под козырек, иначе добавки не увидишь, как  собственных ушей. – Увидев, что  ее  команда выполнена, дневальная рассмеялась и  заключила: - Знакомься, Антоша! Это наш новый матрос.  Со слов боцмана Николкой кличут. Первый раз в море идет.

 - В другой раз! – кольнув меня взглядом, отрезала повариха  и направилась к трапу, ведущему на кормовую часть главной палубы, где был вход в жилые помещения  рядовых членов экипажа.

 - Знай наших, москвич! – направляясь вслед за подругой, хохотнула  дневальная, потом спросила, когда я меняюсь с вахты.  Узнав, что в полночь, Веруня заключила:

-  Мы  надумали обмыть завтрашний отход. Если засидимся, можешь присоединиться  к нашей  компании. Заодно, как водится, пропишешься на «Туве». Но не вздумай к Антоше клеиться, не выгорит. Усек?!..

Неопределенно  пожав плечами, я подождал, когда дневальная скроется из вида, и  предался размышлениям  о месте женщин в моей взрослой жизни. Первой в ней была Ирина Малышенко. Случилось это летом после первого курса, когда  мы остались ночевать на даче ее родителей в Переделкино. Особо приятных минут  одновременная потеря девственности нам не доставила. К тому же,  после  близости моя  первая любовь отчаянно переживала, что может забеременеть. Когда  же пронесло,  по настоянию Ирины  на свиданиях мы больше не переступали грань  поцелуев.

Попав служить в  Находкинский погранотряд, я узнал, что в этом городе  пруд пруди  доступных девиц.  Только  их доступность  имела  разовую цену, которая  значительно превышала  месячное денежное довольствие  солдата.  Особо охочие до женщин пограничники, перед увольнением скидывались на их услуги или  искали пути к вольнонаемным сотрудницам отряда и женами офицеров.

 Но тут удачи случались редко. Мне  помог «Зоркий», которым я перефотографировал  почти весь женский состав подразделения..  Когда  очередь дошла до художественной самодеятельности  части, то сразу четыре  участницы хора,  не удовлетворившись коллективными снимками,   уговорили меня сделать персональные фотографии в  домашней обстановке. Интимные  сеансы с ними  закончились  в постелях и  больше не повторялись.

 В мореходной школе  с увольнениями было  проще, чем на службе, и я не пренебрегал  танцами в Доме культуры моряков.  Там  меня приметила  не очень симпатичная,  но  с  роскошным бюстом  двадцатитрехлетняя   продавщица  гастронома. У Валентины  была  двухлетняя дочь, которую воспитывала бабушка, жившая   в  расположенном неподалеку от Находки селе Сергеевке.  Валентина вовсю старалась удержать меня  возле себя, и я почти  год учебы  как сыр в масле  катался, расплачиваясь  с продавщицей  фотографиями.  Потом по-английски, не простившись, исчез.

 «Из трех морячек, которых я уже  видел на «Туве» Антоша  самая видная, хотя бюст у поварихи  так себе.  Надо попробовать  сломить ее неприступность с помощью  верного «Зоркого», -  вышагивая по проходу, размышлял я. - Думаю, не устоит…».

Дальнейшие прикидки как без промаха подступиться к  Антоше  были прерваны вахтенным штурманом Лемешко, покинувшим свою каюту, чтобы подменить меня на  ужин, после которого большая часть команды сошла на берег. Ушел и боцман, еще раз одарив меня наставлениями как достойно бдеть у трапа. Еще раз в столовой я побывал в половине восьмого. На стоянках в портах команде в это время полагался вечерний чай с маслом и какой-нибудь  сдобой. Затем вахта быстро покатилась к своему концу, и ровно в полночь возле трапа меня сменил Петр Ткачук – долговязый матрос в потертом флотском бушлате.

Направляясь в  свое жилище в нижней части надстройки, я  услышал разноголосицу голосов, вырывавшихся в коридор из-за дверей одной из каюту. Среди них были и женские, что заставило меня вспомнить намерение дневальной и поварихи  отметить отход в рейс. Не забылось также предложение Веруни присоединиться к  их компании, чтобы неофициально прописаться на теплоходе    Соблазн был  реальным, но, прикинув, что  последствия ночного застолья могут быть непредсказуемыми, я  продолжил  путь по намеченному  маршруту и  минут через десять, взобравшись на свою верхнюю койку, уснул сном праведника.

 Проснувшись по  армейской привычке  в шесть утра, я  увидел спящего на диване  крепкого парня в черных  брюках и  клетчатой сорочке с закатанными по локоть рукавами. Его коротко  русоволосая коротко стриженая  голова покоилась на  нейлоновом бауле с множеством  молний. Видимо крепыш поднялся на «Туву» заполночь и поэтому не стал будить буфетчицу, чтобы получить постельные принадлежности,  решил перекантоваться  как пассажир на  железнодорожном вокзале.  

 С этой мыслью я спустился вниз, заправил постель, умылся, оделся и достал из чемодана электробритву – подарок отца на восемнадцатилетие.  Но, побоявшись разбудить парня,  оставил ее до поры в покое. За распахнутым   иллюминатором  было совершенно светло и властвовала непривычная тишина.  Она-то и подтолкнула меня к выходу из каюты. Оказавшись у сходни, я  увидел, что Ткачук, навалившись грудью на планшир фальшборта откровенно кемарил, и громко кашлянул. Матрос тут же встрепенулся  и как ни в чем, ни бывало,  спросил:

-  Ты чего не дрыхнешь? По утру  сон самый сладкий.  - И не дождавшись ответа, сообщил. -  Чиф полчаса  назад с берега  нарисовался.  Духами от него разило как из  винной бочки. Видно, у  какой-то чувихи   ночку скоротал.  Через пятнадцать минут после него мастер  явился. Грузить закончили в четыре утра.  В восемь будет перешвартовка на морвокзал…

- Неужели все эти новости ты узнал под собственный храп? - уколол я матроса и направился на шлюпочную палубу, где минувшим днем  приметил турник и деревянный тяжелоатлетический помост, на котором лежала  штанга с  металлическими  блинами.  Это говорило о том, что  на «Туве»  кто-то  занимается спортом. «Мне тоже не помешает поднакачать мышцы. После погранотряда, где физкультура и спорт были на уровне,  даже в  футбол не играл, - подумал  я  и  подступился к перекладине.  Разогревшись,  утяжелил штангу  пятьюдесятью килограммами, стал ее выжимать

- Ха!  Оказывается, мир  не так уж плох, если  существуют  моряки, которые  не только вкалывают,  но  также  не забывают  о своем здоровье, - воскликнул внезапно появившийся  на ботдеке  атлетического сложения  парень  в  спортивном  трико и представился: - Я судовой  доктор  Алексей  Гаврилович  Дорошков. Думаю, не помешаю, если присоединюсь к  твоей тренировке.  

Возражать я не стал  и в свою очередь назвал себя, добавив при этом,  что только вчера пришел на «Туву» матросом второго класса. В рейс иду  первый раз.

-   Я тоже! - улыбнулся Дорошков, и поскольку  штанга уже была  на помосте, подступился  к снаряду, который показался в его мощных руках детской игрушкой.  При этом доктор словоохотливо поведал, что является кандидатом в мастера спорта по классической борьбе  и намерен организовать на теплоходе  спортивную секцию, а для начала предлагает мне по утрам вместе делать зарядку. Я не отказался и, не откладывая дела в долгий ящик, разделся до трусов, чтобы  включиться в пробежку  по шлюпочной палубе, которую  Дорошков  затеял после того, как размялся со штангой.

Через  полчаса, расставшись  с доктором, я спустился в каюту и обнаружил ночлежника, неторопливо распаковывавшего свой баул, в котором нашлось место не только вещам, но и нескольким книгам. Тут же  оставив  это занятие, он, встав,   представился:

- Честь имею рекомендовать себя  - старший моторист  Михаил  Авдеев.  По всей видимости, нам придется  сгонять во Вьетнам  под одной крышей. Так что давай знакомиться.

 - Николай  Гердов. Матрос второго класса. После погранвойск  окончил Находкинскую мореходную школу армии и  иду в первый рейс.

- Лиха  беда - начало! – протянув  мне широкую ладонь,  доброжелательно улыбнулся  моряк и добавил: - А я после армии седьмой год в пароходстве вкалываю. Поэтому  держу мыслишку  завязать  с этой конторой. Но пока факт не свершился, потопали завтракать, а там и склянки на трудовые подвиги позовут…

На столах в столовой  оказались  чайники, судовой хлеб и  глазунья из двух яиц с кружком жареной молочной колбасы. Едва я успел расправиться с этой утренней снедью, как из динамика вырвался приказ :

-Палубной команде по местам стоять на перешвартовку!».

    Согласно переданному через боцмана  распоряжению старпома мое место при швартовых операциях было на баке. Туда я, предварительно переодевшись в робу, спустя пять минут и явился. Случилось это в момент, когда к борту «Тувы» подходил портовый буксир.

Через сорок минут  загруженный  по ватерлинию теплоход  оказался у бетонного причала   напротив похожего на ходовой мостик  здания  морского вокзала.  Все пространство перед ним  было заполнено  внушительной массой людей, над которой  красовались транспоранты с броскими  словосочетаниями: «Янки, прочь из Вьетнама», «Мост дружбы между Владивостоком и Хайфоном непобедим», «Да здравствует Демократический Вьетнам», «Долой  американский агрессоров», «Не дадим братьев-вьетнамцев в обиду».  Поскольку  швартовка закончилась, боцман приказал Засухину,  Ткачуку и мне  ждать на баке  дальнейших распоряжений, а  сам вместе  с Лемешко отправился  на мостик.

  В их отсутствие мы тотчас  прилипли к  фальшборту и стали  свидетелями того, как  духовой  оркестр грянул  гимн Советского Союза, под который  портовый кран понес  с берега на борт «Тувы» четыре коричневых  железнодорожных  контейнера.  Едва  груз оказался на  третьем трюме  теплохода, гимн оборвался, уступив  место грому аплодисментов и крикам  «ура!». В наступившей затем тишине прозвучало многократно усиленное микрофонами объявление об открытии митинга, посвященного отправке  в Хайфон подарков, собранных  трудовыми коллективами, комсомольцами и пионерами  Владивостока.   Тут же слово было предоставлено первому секретарю горкома КПСС Константину Федоровичу Кравченко.  За ним  выступили первый секретарь крайкома ВЛКС Евгений Николаевич  Иноземцев и начальник Дальневосточного морского пароходства  Станислав Александрович Лукьянченко. После него к микрофону подошла  девчушка  с огромными белыми бантами на русой головке и от имени  молодежи краевого центра торжественно пообещала быть верной завету Владимира Ильича Ленина -  неустанно крепить  дружбу  между народами и помогать  им  в борьбе против  империалистов. Юной интернационалистке  аплодировали дольше всех.

  В заключение  торжественного мероприятия по парадному трапу «Тувы» на причал  сошел  уже знакомый мне капитан  теплохода. Подойдя  строевым шагом  к   одетому по форме начальнику пароходства, Батенев вскинул правую ладонь к козырьку  фуражки и  доложил  о готовности  экипажа доставить  груз  в Хайфон. В ответ Лукьянченко пожелал морякам судна  счастливого  плавания, а  стайка пионеров с алыми галстуками на  мальчишеских рубашонках и девчоночьих блузках, под шквал аплодисментов преподнесла мастеру внушительные букеты цветов. И как только Батенев поднялся с ними на борт «Тувы»,  из судовых динамиков вырвался приказ старпома: «Палубной команде по местам стоять на отшвартовку!». Оркестр тут же грянул традиционный марш «Прощание славянки».

Через  полчаса  «Тува» бросила якорь на  рейде бухты Золотой Рог, где на нее  поднялись прибывшие на небольшом катере  наряд пограничников и таможенников, которые без раскачки начали  досмотр и оформление  теплохода в рейс. Поскольку согласно инструкциям  они  должны  были  выполнять свою работу  в сопровождении членов экипажа, боцман поручил мне  быть рядом с    веснушчатым  младшим сержантом, и я быстро убедился, что  пограничник  дело свое знает, так как  не пропустил  ни одного  очкура в служебных помещениях судна. Больше того, все мои попытки  поговорить с ним о службе  на Владивостокском контрольно-пропускном пункте успеха  не имели. Поскольку в конечном итоге, ничего  запрещенного на  теплоходе не оказалось, ровно в двенадцать часов «Тува» снялась с якоря  и  взяла курс в открытое море. 

После обеда  Зотов объявил, что по распоряжению  старпома  матросы первого класса  Решетов, Засухин и Ткачук  будут нести ходовые вахты на мостике. Мне же, плотнику Бичукову и  артельщику  Горовому под его руководством предстоит с восьми  утра и до пяти вечера работать  на палубе. После этой  разнарядки  мы вчетвером  занялись укладкой грузовых стрел по-походному, а затем закрепили на третьем трюме  контейнеры с подарками. Они были трехтонными и довольно зашарпанными, поэтому оценивавший нашу работу старпом  Щупов приказал  покрасить емкости в родной коричневый цвет,  сохранив при этом  все трафареты.

Когда рабочий день закончился, я побывал в душе, потом отправился в столовую  на ужин. Но оказалось,  согласно Уставу службы на судах Морского флота  в рейсах  он переносится на  двадцать часов, а в семнадцать  экипажам положен  полдник, во время которого моряки подкрепляются чаем с легкой закуской. Поэтому на столах кроме  сверкавших никелем  чайников стояли тарелки с  печеньем  и сливочным маслом. В мгновение ока уничтожив узаконенную пайку, я  направился на корму и, там, припав к ее леерному ограждению возле флагштока, на котором полоскалось алое полотнище, замер, очарованный  видом Японского моря,  над которым неспешно катилось к закату  медно-красное  майское солнце. Берег по правому борту уже исчез, стоял полный штиль, и  водная поверхность вокруг теплохода  простиралась до горизонта  совершенно ровным  листом железа, который «Тува» разрезала своим корпусом, будто  пласт сливочного масла, оставляя за собой быстро таявший пенный кильватерный  след.  Это зрелище породило в моей голове хоровод мыслей,  связанных   с прошлым, настоящим  и будущим  Николая Гердова. Это  довольно продолжительное занятие  было прервано  разнесшимся над теплоходом чьим-то усиленным  наружными динамиками властным голосом:

- Вниманию экипажа! Через десять минут в столовой команды начнется  общесудовое собрание. Явка всем кроме вахтенных обязательна! 

Столовая на «Туве» небольшая, места за четырьмя столиками всем не хватило, поэтому половине моряков пришлось тесниться вдоль переборок и на выходе в вестибюль. Собрание открыл председатель судового комитета  электромеханик  Буглаков  и сразу предоставил слово капитану -  Василию  Александровичу Батеневу. В ответ  из-за боцманского стола поднялся  почти двухметрового  роста мужчина  с   рыжевато-седыми аккуратно подстриженными усами на скуластом лице,  увенчанным   крючковатым  носом и чуть раскосыми зеленоватыми глазами. На его белоснежной сорочке с короткими рукавами  красовались черные погончики, расчерченные четырьмя золотистыми  полосками, означавшими  высшую на теплоходе власть.

 Пробежав взглядом по лицам  притихших моряков,  мастер  приветливо поздоровался и,  поздравив  экипаж  с выходом в ответственный  рейс, сообщил, что  в трюмах теплохода  находятся  три с половиной тысячи тонн груза,  из которого  половина - мука. Плюс четыре трехтонных контейнера  с подарками.  После Хайфона судну запланирован уголь из вьетнамского порта Камфа  на Японию. Что будет потом – неизвестно!

  - Тут к бабушке гадать не  ходи! Все ясно как божий день:  нагрузят всякой всячиной под завязку и в Полярку до осени! -  перебил  Батенева чей-то веселый голос.

 - Может быть! В  Арктику тоже кому-то нужно ходить, - усмехнулся  капитан и, считая тему  исчерпанной,  представил  команде   нового первого помощника  Олега Степановича Гужавина. 

Сидевший на месте артельщика помполит в форменном кителе с тремя шевронами на рукавах оказался почти на голову  ниже капитана,  но благодаря  широким плечам  и мощному торсу, выглядел атлетом, сравнимым с доктором  «Тувы» Дорошковым.  Но тщательно выбритое лицо судового комиссара выглядело бледным  и  даже каким-то нездоровым. Диссонанс разрешился в минуту, когда первый помощник  рассказал, что  еще два  месяца назад  был старшим  механиком на  теплоходе «Алдан». Но во время прохождения  годичной  медкомиссии  в поликлинике Водздрава,  у него обнаружили эмфизему - болезнь легких, и  поэтому занимать должность стармеха  ему запретили. Хотел уволиться из пароходства, однако в парткоме  предложили  сходить рейс на «Туве» первым помощником  капитана.

 - Я согласился. Что из этого получится, не знаю, - явно волнуясь, признался помполит и, медленно скользнув взглядом по заинтересованным лицам моряков,  продолжил: - В свое время  мне довелось работать  кочегаром твердого топлива, машинистом, мотористом, а после окончания заочного судомеханического факультета  Владивостокского высшего мореходного училища, механиком-дизелистом на многих судах пароходства и скажу откровенно,  все это время я довольно негативно относился к помполитам. Но так было до знакомства  с настоящим  комиссаром - первым помощником капитана теплохода «Таймыр», Валерием  Захаровичем Тороповым.  К большому сожалению,  недавно он умер. 

(Còn nữa)